Для начала два коротких дисклеймера. События, разворачивающиеся в эти дни на постсоветстком пространстве, являются в самом буквальном смысле слова историческими, выходящими за рамки не только отдельных стран, но и регионов. События эти, безусловно, не могу не задеть эмоционально тех, кто связан с Россией или Украиной прошлым, воспоминаниями, оставшимися там друзьями или родственниками. И даже те, кто подобно мне никогда не жил ни в России, ни в Украине, следят за происходящим, переживают и надеются на лучшее.
И все же, наблюдая за вовлеченностью израильских русскоязычных завсегдатаев социальных сетей в выяснение отношений между Москвой и Киевом, очень трудно избавиться от ощущения, что мир охвачен трудноуправляемым процессом, втянутыми в который оказались самые разные и порой неожиданные люди.
Вот уже несколько недель мне хочется встряхнуть некоторых из них за плечи и громко крикнуть в ухо: «Проснись, ты спишь». Но шанс быть услышанным также невелик как шанс найти точки взаимопонимания между украинскими и российскими радикалами.
Докапываться до причин этого почти психоза можно долго, но я не верю в свои способности на этом поприще. Пройдет время и социологи, социальные психологи, историки напишут диссертации научные работы и книги об этом периоде общественной дискуссии в Израиле и формирования коллективного характера выходцев из бывшего СССР. Сейчас время ученых еще не пришло и поэтому рано делать выводы. Но чувствовать можно и откровенно говоря, доминантным ощущением при созерцании этого явления остается грусть.
За почти четверть века в Израиле на нашу долю выпало немало драматических событий и переломных моментов. Ни одни из них – НИ ОДИН! – не вызывал такого накала страстей, такой эмоциональной вовлеченности, такой всепоглощающей страсти, как то что происходит сегодня в России, Украине и между ними.
Более того, любая попытка подтолкнуть многих из тех, кто рвет сегодня на себе русские тельняшки и украинские вышиванки (о, безусловно виртуальные!) к более или менее глубокому разговору о происходящем вокруг, в той стране, в которой они живут, наталкивались на стену. «Оставь меня в покое, это политика, мне до этого дела нет», – слышал я от них раз за разом, всякий раз удивляясь, причем же здесь политика, когда речь идет о жизни. Однако меня не покидало ощущение, что это кокетливое «я вне политики « есть не более чем элегантное закатывание глаз к небу теми, кто не чувствуют своей сопричастности с происходящим.
Косвенные подтверждения этого можно было получить и раньше. Вот разразилась Вторая ливанская война и абсолютно аполитичные люди (оказавшиеся в зоне обстрелов) стали вдруг высказывать свое мнение. Вот начался социальный протест и люди оказались способны не только сформировать и высказать свое мнение, но и – подумать только – выйти на площадь для того, чтобы отстаивать его. Не вы ли еще полгода назад говорили о том, что все это политика, а значит чуждое вам?
Но и это не шло ни в какое сравнение с той интенсивностью, которой достигла в последние недели дискуссия вокруг событий в бывшем СССР. Бесследно исчезли отстраненность, хладнокровие, вечное «над схваткой», постоянный взгляд наблюдателя с трибуны. Facebook напоминает сегодня поле виртуального сражения, в котором противники не выбирают средств, а еще меньше выбирают выражения. Дискуссия накаляется в один момент, эмоции перехлестывают через край и уже через мгновение собеседники готовы вцепиться друг другу в виртуальное (слава Богу) горло.
Временами мне кажется, что Facebook и иные социальные сети сегодня служат своего рода, громоотводом, позволяющим остановить накал страстей за шаг до реальной рукопашной.
А теперь давайте на миг остановимся и вспомним, что события, заставляющие возмущенные умы так кипеть, происходят за сотни километров от того места, где мы живем и напрямую никак не касаются участников дискуссий. Но не касаться практически еще не есть не касаться эмоционально. И вот тут я не могу избавиться от тягостного ощущения. Потому что многие из людей, которых так волнует конфликт между Россией и Украиной живут в Израиле не один год, а некоторые и не один десяток лет. И трудно, глядя на бурю эмоций, которую в них поднимает эта «чужая война» освободиться от ощущения, что она не такая уж чужая. Что и сегодня, годы спустя, многие из нас живут не просто раздвоенной жизнью, что естественно и нормально для эмигрантов (да-да, эмигрантов, чего уж там). Многие из нас живут здесь только физически, или если хотите, проживают тут, а живут там.
«У меня отпуск, я еду домой», – сказал мне недавно человек, репатриировавшийся (или вернее будет написать эмигрировавший) в Израиль 18 лет назад. «В каком смысле домой? – не понял я. «Что значит в каком смысле?» – теперь уже не понял он. «Домой, в Москву». Добавить мне было нечего.
События, сотрясающие в эти дни Россию и Украину, действительно отзываются эхом почти по всей русскоязычной карте мира. И Израиль не может быть исключением. И все же непропорциональные масштабы эмоциональной вовлеченности, душевной охваченности людьми, прожившими половину или больше половины жизни здесь, наводит на грустные размышления.
И дело тут не только в событиях, происходящих сейчас, которые легко можно назвать исключительными. Но были митинг у российского посольства по поводу фальсификаций на выборах. Там. Были яростные дискуссии по поводу заявлений израильских русскоязычных политиков, отказавшихся (не исключено, что исходя из интересов Израиля) осуждать нечестные выборы. Там. Были митинги у посольства Белоруссии в знак протеста против нарушений прав человека. Там. Здесь? Фууу, оставьте нас в покое, это же политика.
Да, это политика. Но давайте один раз, положим карты на стол и скажем честно – все на свете политика. От Гуш-Катифа до Майдана. От Болотной до социального протеста. От парадов гордости до акций «таг мехир». От выборов в России до выборов в Бейт-Шемеше. Все политика, ибо все, выходящее за рамки «я», и приобретающее форму «мы» является политикой. Вопрос состоит лишь в том, с какой стороны мы на эту самую политику смотрим.
Изнутри, как сейчас на происходящее в Славянске или снаружи как когда-то на происходившее в Неве-Дкалим и Кфар-Даром. И то, и другое политика. Но есть своя, а есть чужая. И степень эмоциональной вовлеченности, готовность скандалить, оскорблять, обижать, терять планку (ничего зазорного в этом, кстати, нет), являются той границей, которая это свое и это чуждое разделяет.
Мы очень часто обижаемся, когда «местные» (ужасное слово, относящееся к тому же восприятию мира, о котором я говорю) называют нас «эмигрантами». События последних недель меня, во всяком случае, убедили в том, что этот термин имеет под собой больше оснований, чем хотелось бы.
Габриэль Вольфсон, редактор Newsru.co.il